Павел Филонов – художник-исследователь, иллюстратор, график. По отзывам современников – сумасшедший бунтарь. Его близкие знакомые – крупнейшие деятели русского авангарда. Среди них – Алексей Кручёных, Велимир Хлебников, Казимир Малевич.

Филонов родился в Москве в многодетной семье, детство его было нелёгким: ранняя смерть родителей, бедность. Переехав в Петербург, он пытался трижды поступить в Петербургскую Академию художеств. В 1908 году был принят вольнослушателем, но ушёл из Академии в 1910 году.

Художник всю жизнь прожил очень скромно, отказывался от продажи картин, на которых он мог бы сделать целое состояние. Павел Николаевич предпочитал называть себя «чернорабочим от искусства», а картины считал не способом заработка, а пророчеством для будущих поколений.

Одна из самых известных его работ – «Пир королей» (1913). В её холодных фигурах читается тревожная мысль об утрате всего человеческого в современном художнику мире.

Велимир Хлебников воспринял полотно как «…пир трупов, пир мести. Мертвецы величаво и важно ели овощи, озаренные подобным лучу месяца бешенством скорби». Исследователи творчества Филонова нередко приводили сравнение с «Пиром Ирода», а один из учеников художника назвал «Пир королей» демонической переработкой «Тайной вечери».

Это полотно стало пророчеством надвигающегося Апокалипсиса –мировых войн XX столетия.

Долгое время Павел Николаевич искал своё призвание заграницей: путешествовал по Италии и Франции, но всё-таки в 1913 году вернулся в Петроград.

После долгих скитаний ему удалось получить небольшую комнату. О его жилище остались воспоминания Варвары Дмитриевны Бубновой, соученицы Филонова в Академии: «Филонов был беден, но как будто не замечал этого. Однажды я была у него. Он жил на верхнем этаже старого доходного дома. В его крохотной комнате помещалась только кровать. Дверь выходила прямо на последнюю площадку «чёрной» лестницы. На ней стоял его стол — большой, кухонный…»

Её подруга Анастасия Васильевна Уханова описывала жилище художника так: «Комната как гроб, скат крыши и слуховое оконце, дающее скудный свет. На стенах гвоздиками прибиты картинки, но какие страшные. Сине-зелёные, чёрные переплетшиеся фигуры, эксцентричные и даже неприличные в своем движении».

По воспоминаниям современников, большую часть пространства комнаты занимали картины: они висели на стенах, стояли по углам. В этом крохотном жилище Филонов прожил до самой смерти.

После начала блокады Ленинграда Филонов каждую ночь дежурил на чердаке, сбрасывая с крыши зажигательные бомбы. Он очень боялся, что его картины и рукописи погибнут в огне. Это было всё, что он создал за всю свою жизнь.

Художник Олег Покровский вспоминал: «Ученики художника, приезжавшие на побывку с Ленинградского фронта, приходили к мастеру. Они встретили художника уже в наглухо затемнённой мастерской. Железная печь-времянка стояла у него, как и у всех ленинградцев, прямо в комнате. Он курил у горящей печи».

Ученикам запомнились его последние слова: «Я не знаю, свидимся ли мы, но я точно знаю, что мы победим».

Евдокия Филонова, сестра художника, так описала последние дни брата: «Осенью 1941 года, в конце сентября, неожиданно пришёл к нам брат. Пришёл и принёс четыре картошечки. Принёс в то время, когда они были буквально на вес золота. Оторвал их от Екатерины Александровны (жена художника), от себя, когда все голодали. Запасов у них не было никаких.

Ученикам запомнились его последние слова: «Я не знаю, свидимся ли мы, но я точно знаю, что мы победим».

Евдокия Филонова, сестра художника, так описала последние дни брата: «Осенью 1941 года, в конце сентября, неожиданно пришёл к нам брат. Пришёл и принёс четыре картошечки. Принёс в то время, когда они были буквально на вес золота. Оторвал их от Екатерины Александровны (жена художника), от себя, когда все голодали. Запасов у них не было никаких.

Как мы ни отказывались от картошечек, как ни просили взять обратно, – он не хотел и слушать нас, он заставил взять их. Что мы говорили тогда, к сожалению, теперь я уже не вспомню. Дома у нас было очень холодно. Он не разделся, оставался у нас недолго. Может быть, он думал, что это его последний приход к нам, но мы никак не предполагали, что видим его в последний раз. И сейчас я не могу понять, не могу простить себе, что мы не отнесли эти картошечки к ним, обратно, а оставили их себе. Закрыв за ним дверь, мы подошли к окну, ожидая, что он, как всегда бывало, остановится, помашет нам на прощание рукой, улыбнётся – но на этот раз этого не случилось… Шёл он по двору своим широким шагом, но медленно, низко опустив голову. Когда он зашёл под ворота, мы так и остались у окна, растерянно глядя друг на друга».

3 декабря 1941 года Павел Филонов скончался.

Евдокия Филонова: «Войдя в комнату, мы увидели брата, лежавшего на постели, стоявшей не на своём обычном месте. Он лежал в куртке, тёплой шапке, на левой руке была белая шерстяная варежка, на правой – варежки не было. Он был как будто без сознания, глаза полураскрыты, ни на что не реагировал. Лицо его, до неузнаваемости изменившееся, было спокойно…»

Сестра взяла полотно «Пир королей» и укрыла им тело брата. Около недели тело Филонова лежало в его промёрзшей комнате, накрытое картиной (в городе нельзя было найти досок для гроба).

Картины из крохотной каморки в блокадном городе пережили своего автора, а зрители увидели их намного позже: первая персональная выставка Павла Филонова состоялась в России лишь в 1988 году.